Каждый человек, чем бы он ни занимался, прежде всего, преследует эгоистичные цели. Лукавить здесь не надо: сначала мы ищем себя и лишь потом обращаемся к обществу. Так было и со мной. Решение стать дизайнером я принял очень рано, а юность, как мы знаем, наивна и эгоистична. Но через год-два после того, как занялся дизайном, я с удовольствием ощутил, что нужен очень многим людям, полезен им, интересен, что мои успехи в профессии важны и нужны им. Тут исчезает всякий эгоизм. Быть дизайнером – значит помогать человечеству двигаться вперед.
У вас завидная клиентура – вы одеваете многих знаменитых женщин. Сложно им угодить?
Для меня не первостепенно, каково положение в обществе человека, который ко мне обращается. Все, кто носит наш бренд, я сейчас очень искренен, для меня – люди уважаемые, даже любимые. Я помогаю любому человеку, пришедшему ко мне, будь то русская, либо западная знаменитость, будь то просто успешная женщина или мужчина, заказавший костюм. Для меня нет звезд, я не делаю никаких различий. Для меня мои клиенты - это, прежде всего, люди. Это самое главное. Когда начинаешь выстраивать приоритеты в сторону определенного человека, чем-то обделяешь другого и невольно нарушаешь гармонию в себе.
Каждый человек, чем бы он ни занимался, прежде всего, преследует эгоистичные цели.С кем еще из знаменитых дам хотелось бы поработать?
Моя творческая жизнь выстраивалась очень любопытно. Я начинал работать в западном модном доме Irene Galitzine и многому научился там. В 60-е в Италии одним из самых известных дизайнеров была княгиня Ирен Голицына, чьи наряды носила вся мировая богема. Однажды я разговаривал с ее другом и сказал что-то про клиентов Голицыной. Он остановил меня со словами: "у нее не было клиентов, у нее были только друзья". В какой-то степени я пытаюсь относиться к нашим клиентам аналогично.
Я получаю большое удовольствие от людей. Я общаюсь со звездами мировой величины также как с простыми людьми и получаю от этих знакомств одинаковое удовольствие. Я ни разу не задумывался о том, кого я хотел бы "одеть" в Chapurin. Иногда совершенно случайно видишь человека, которому симпатизируешь, в твоем платье или костюме – вот это очень приятно! Думаю, все, что должно состояться, обязательно состоится. Все, кому мое видение кажется близким, они уже рядом или будут рядом – и это прекрасно. Я по-хорошему избалован прекрасными людьми. Мне есть, чем наслаждаться, есть, за кем наблюдать. Несколько лет назад я отдал много сил, и это было взаимно, Елене Образцовой – это такая харизматичная женщина, у нее такая сила! Когда она приходила, я чувствовал, как мой жизненный тонус поднимался на 200 градусов! Я счастлив, что такие люди есть, что они рядом со мной, а я рядом с ними.
Вы не участвуете в русских Неделях моды. Почему? Переросли этот уровень?
Из-за наших парижских показов мы не всегда попадали на московские Недели. Поэтому мы проводим показы на других площадках, чтобы никому не мешать. Мы показываемся либо перед Неделями, либо между, давая возможность журналистам анализировать сезон едино. Мы не стремимся выделиться или кому-то противостоять. Просто стало тяжело держать тот график.
Участие в парижской Неделе моды - дорогое удовольствие. Это окупается за счет заказов?
Когда ты ставишь лодку на берег небольшого озера – это короткий путь. Ты без труда можешь разглядеть противоположный берег. Когда ты выходишь в открытое море – это уже совсем иная история. Неделя моды в Париже – это скорее океан. Когда мы начинали в Париже, на показах вообще не было международных баеров. С каждым сезоном мы развивались, увеличивали объемы, начинали сотрудничать с новыми баерами. Но это океан, и ты понимаешь, что путешествие будет долгим.
Во время своих первых опытов на парижской Неделе, вы чувствовали предвзятое отношение к русским дизайнерам? И как вы чувствуете себя сейчас, ощущаете, что добились там признания?
Когда ты впервые попадаешь в новый мир, к тебе относятся с подозрением. Кто бы ты ни был – русский, монгол или японец – ты новичок в их устоявшемся мире. Конечно, момент преодоления был. Меня это не удивило, я этого ожидал. Но никакого пренебрежения, никаких резких выпадов я не чувствовал. С каждым разом мы предлагали что-то новое, интерес к нам возрастал, менялось отношение. Недоверие перерастало в любопытство, сегодня это уже анализ.
Если говорить о восприятии русских на Западе, к сожалению, многое зависит от политической ситуации. За границей к нам будут относиться ровно так, как относятся к государству. Исключительно позитивно на Западе будут всегда принимать только русских балетных танцовщиков и спортсменов. В остальных всегда будут сомневаться, присматриваться, проверять.
Есть мнение, что от наших дизайнеров в Европе ждут русской диковины, национального колорита - мол, европейским шиком там уж точно никого не удивить. А вы как считаете, Европе действительно нужны наши матрешки?
Западу матрешки совершенно не нужны. Это наша большая ошибка – думать, что там ждут русского фольклора. Когда отечественные дизайнеры демонстрируют Западу лубочность, там в очередной раз убеждаются, что Россия – это только водка, икра, матрешки и ушанки. Мы сами заставляем людей воспринимать нашу страну как средневековую. Я показываю Западу современную дизайнерскую Россию, и они ее принимают.
Вначале я пытался анализировать, много советовался с нашим пресс-офисом в Париже о том, что французы, видят русского в русских. И одна умнейшая дама, которая работала в моде более 50 лет, сказала: "Игорь, у меня встречный вопрос: что во французской моде французского? Вы видите в ней этнографию? Рождайте то, что видите. Демонстрируйте свое ощущение этого времени". Я до мозга костей русский, я родился и вырос в этой стране, я много изучал ее культуру, люблю и уважаю историю. В моих коллекциях часто возникает русская тема: либо музыка, либо крой. Но я не занимаюсь популизмом и не эксплуатирую западные стереотипы по поводу России.
Вы довольно давно сотрудничаете с Большим театром. Расскажите, как сложилось Ваше сотрудничество, с чего все началось?
Большой театр – великая история великих людей. Конечно, появление любого творческого человека в этом театре - процесс не случайный, в чем-то исторический. И это огромная ответственность. Мое появление было инициировано театром. Я очень люблю балет, все мои первые работы были с ним связаны. Это огромный мир, целый космос. Работать с театром, когда тебя ценят, тебе доверяют – это великое счастье. С каждой постановкой я получаю потрясающий поток энергии и любви.
Работы разные, очень современные. Первым был балет "Предзнаменование" знаменитого хореографа Леонида Мясина. Тогда мне позволили поменять все декорации и костюмы. Второй спектакль – это работа с выдающимся мировым хореографом, моим ровесником Алексеем Ратманским, который сейчас работает в Америке. Прекрасный, очень красивый балет "Игра в карты". "Класс-концерт" – моя третья работа, культовый балет 60-х Большого театра, который был поставлен с новыми декорациями и костюмами. Большим экспериментом для меня стала работа над костюмами для спектакля "Летучая мышь" (режиссер Василий Бархатов). Это спектакль с большим количеством танцовщиков, с необычными декорациями, новаторский, скандальный. Это очень интересная работа, которая открыла меня для оперной публики, которая любит смотреть и слушать, а не только смотреть.
Каждый опыт был уникален, в чем-то меня развивал - в музыкальном плане, в художественном. Мне была дана свобода, которую я не всегда могу почувствовать на подиуме. Новая работа, которая недавно завершилась премьерой в Лос-Анджелесе - спектакль "Отражения/ Reflections". Девять лучших современных хореографов создали уникальный проект с участием одиннадцати лучших танцовщиков мира. То, что я тоже участвовал в этом, - для меня большая честь, ответственность и удовольствие.
Как приняли спектакль в Лос-Анджелесе?
Американская публика отличается от русской. Балет они воспринимают не как классическое искусство, а как развлечение. Публика Большого театра в основном реагирует на прыжки, на вращения, и крики "Браво!" раздаются, именно когда танцовщик безупречен. Американские зрители реагируют очень искренне, их реакция больше связана с визуальными впечатлениями, некой иронией, которая заложена в танце, нежели с отточенными пируэтами. Два мира, разные эмоции. Гастроли "Отражений" продолжаются, и каждый зал, каждая страна будет принимать спектакль по-новому.
Процесс создания балетных костюмов наверняка отличается от работы над коллекциями одежды. Приходится сильнее задумываться об удобстве?
Безусловно, балетный костюм должен быть функциональным. Но зритель не должен этого замечать. Он должен видеть потрясающую идею, единение визуального ряда с движениями, мыслями хореографа, музыкой. Если ты задаешься целью создать исключительно удобный костюм, получается очень сухой малоинтересный продукт. Когда же удается в костюм, созданный со всей широтой фантазии, вложить функциональность - это успех.
Чтобы передать выход души из тела, в спектакле Кирилла Серебренникова, вы использовали фосфоресцирующую ткань. В "Reflections" были такие находки?
Описывая сцену смерти Тамары в спектакле "Демон", Кирилл Серебренников хотел, чтобы зритель увидел, как душа покидает тело героини и уходит наверх. Конечно, это почти невозможно. Я много думал, обращался к своим знаниям в области новых технологий, и в результате, появилась идея использовать ту самую фосфоресцирующую ткань.
В балете "Reflections" появились кожаные пачки, - да, это новаторство. Музыка Вивальди, потрясающий римский хореограф Мауро Бигонцетти, эдакий римлянин, который очень любит свой город, и при этом очень современные движения танцоров. Здесь просто невозможно было применить для создания костюмов какие-то стандартные материалы, потому что они не подчеркнули бы главное, в этом не было бы шарма. Пачки из кожи, тончайшей лайки коричневого цвета, придали спектаклю прекрасную новизну.
Скажите, есть ли у Вас мысль попробовать себя в качестве художника по костюмам в кино?
Я люблю театр, но никогда не рвался туда. И один звонок Олега Меньшикова запустил механизм моей театральной работы. Я очень люблю балет, но даже в самых смелых фантазиях мне не грезилось, что я буду работать с Большим театром. Жизнь преподносит сюрпризы. Если суждено, будет и кино. Однажды мы обсуждали один кино-проект с Федей Бондарчуком. Признаюсь, я счастлив, что тогда не включился в ту работу. Она потребовала бы моего полного выключения из жизни на полгода, а это невозможно. Может быть, именно из-за этого fashion-дизайнеры так редко появляются в кино - у них свой ритм работы, который невозможно нарушить. Но посмотрим, "никогда не говори никогда".
От высокой темы театра предлагаю перейти к более приземленным вопросам. Вы сам одеваетесь весьма лаконично. Почему именно такой стиль? Вещи Chapurin носите?
Я ношу много вещей собственного дизайна. На светских мероприятиях появляюсь, конечно, в костюмах и смокингах Chapurin. В обычной жизни – трикотаж или брюки Chapurin, какие-то джинсы. Простота моего стиля в одежде ни с чем не связана, это не более чем стремление к необходимому комфорту, ибо я очень много работаю.
Кого вы можете назвать образцом для подражания, иконой стиля?
Если говорить о человеке стиля, для меня это Федя Бондарчук. Он всегда прекрасен, демонстрирует именно стиль, а не моду. Это говорит о том, что у человека хороший вкус, что он сумел разобраться с самим собой.
Скажите, Игорь, где вас можно встретить вечером? Есть любимые рестораны или клубы, где вы часто бываете?
Я очень люблю ресторан "Весна", интерьер которого я когда-то делал для Аркаши Новикова, и продолжаю наслаждаться тем, что у нас получилось. Очень люблю это место. Большое количество общения заставляет стремиться к уединению, поэтому я особенно люблю какие-то небольшие места в Москве, где не очень много людей. Возможно, мои пристрастия немного богемны. Вечером я часто могу поехать в "Гостиную" Нины Гомиашвили. Там всегда тихо, спокойно, отличная кухня. Новый ресторан "The Сад" - одно из моих новых открытий. Там чудесный зимний сад, много интересных укромных уголков и прекрасная кухня. Вообще, я очень люблю Москву. Печально, что много старого не сохранено и разрушено, но если говорить об энергии города, этим я горжусь.
Фотограф: Елена Павлова