По Вашему признанию, прежде Вы мечтали создать настоящую империю Alena Akmadullina с бутиками по всей Европе. С тех пор в Вашей профессиональной жизни многое поменялось. Но цели остались прежними?
Да, такие цели есть. Fashion-индустрия предполагает постоянное развитие. При помощи инвестиций оно может быть очень быстрым и стремительным. Но может быть и более спокойный, естественный рост. Наш бренд сформирован, круг клиентов понятен, каждый сезон проходят показы и дальше речь идет только о наращивании объемов продаж, чем мы и занимаемся. Мы постепенно открываем свои розничные бутики. Например, в августе открыли второй бутик в «Европейском», теперь думаем о третьем в Москве, а потом уже пойдем в регионы. А чтобы серьезно увеличить объем продаж, нужно давать рекламу в мировые глянцевые издания, нанимать нью-йоркское PR-агентство – все-таки ветер дует из Америки.
То есть, модный дом Alena Akmadullina встанет в один ряд с известными европейскими брендами?
Мы и так стоим в этом ряду. Уже много лет делаем показы в Париже, наши вещи продаются во многих мировых мультибрендовых бутиках.
Сейчас многие оптимисты (или все же утописты) любят порассуждать о том, что русские дизайнеры вот-вот покорят мир: «Мы всех порвем, вы нам только волю дайте». Русские дизайнеры действительно нужны в Европе?
Пока никакого особого места в мировой индустрии мы не заняли. Есть отдельные личности – Денис Симачев, который много лет делал показы в Милане. У него очень хорошие продажи, достойная репутация и клиенты по всему миру. Игорь Чапурин, который каждый сезон представляет свою коллекцию в Париже. Наш модный дом. Но это единичные всплески в общей массе. Таким серьезным явлением, каким были в свое время бельгийцы и японцы, мы не стали. Но вообще мне странны такие рассуждения - зачем вообще кого-то «рвать»? Отнять долю рынка у других брендов? Пока я не вижу в России даже зачатков такой сенсации.
Вот недавно здесь прошли Недели моды и ничего, кроме разочарования от увиденного, мы не испытали. Основные клиенты по-прежнему покупают вещи в Chanel, Dior, Lanvin. Вот когда они пойдут к русским дизайнерам и в светской хронике мы увидим, что звезды носят платья наших дизайнеров и это уже массовое явление, а не единичные случаи, вот это уже будет победой. Это будет означать, что мы сумели отвоевать какую-то долю рынка хотя бы у себя на родине. Как правило, продажи любого модного дома делятся 50 на 50. 50% продается на родине дизайнера и 50% по всему миру. Когда русские начнут хорошо продаваться хотя бы в Москве, вот это будет означать, что мы начали кого-то «рвать».
Ваши показы в Европе сильно отличаются от тех, что вы устраиваете в Москве?
Мы всегда стараемся делать одно и то же, но, к сожалению, в России организация хуже. Что касается отличий, здесь среди гостей очень много звезд и светской публики. В Париже Недели моды – история профессиональная. Представители прессы и байеры ходят на показы, как на работу. У нас же это больше тусовка. Но если мы делаем показ в Париже, а лишь потом в Москве, значит все профессионалы уже увидели коллекцию, поэтому можно акцентировать внимание именно на так называемой тусовке. Что тоже неплохо, ведь в «люксе» звездные клиенты очень важны.
Многие российские дизайнеры думают, что для успеха на западе им нужно равняться на европейских коллег. Вы же черпаете вдохновение в русской культуре. Вас действительно это увлекает, или же это маркетинговый ход - пока есть спрос на «а-ля-рюс», будет предложение?
Для любого дизайнера очень важно быть искренним в своем творчестве. Потому что весь бренд, PR и маркетинг строятся вокруг личности дизайнера. Если он нечестен, клиент мгновенно это чувствует. Необходимо, чтобы дизайнер продолжал себя в творчестве. А делать это легче всего в том, что является нашей основой. Поэтому я и обращаюсь к русской культуре. На Западе уж точно не ждут вариаций на тему, скажем, французского двора. Там хватает своих дизайнеров, от нас они хотят этакой русской диковины. Наши вещи продавались в одном французском шоу-руме. Когда нас там представляли, первым, что говорили, было: «это русские дизайнеры». И лишь потом произносили название бренда. Национальное происхождение там, на западе, стоит на первом месте.
Вы сказали, что бренд должен быть продолжением личности дизайнера. А он должен быть продолжением его стиля в одежде? Что правильнее - делать коллекции «под себя», или пытаться угодить покупателям?
Я не шью коллекции «под себя». Разве что, я их на себя примеряю. У меня есть несколько муз. Создавая вещи, я думаю «а она это наденет, или?..» Это разные женщины - одни решительные, деловые, уверенные в себе. Другие беззащитные и женственные. Создавая вещи, я думаю обо всех них - разных женщинах, которые будут покупать эту одежду.
Кто из дизайнеров Вам интересен?
«Карта местности» меняется каждый сезон, появляются какие-то новые ориентиры. Сейчас, например, это Фиби Фило, которая определяет основное направление движения. Она является представителем функционального минимализма, на который сейчас многие ориентированы. Разумеется, есть дизайнеры, к которым я отношусь с огромным уважением. Например, это Альбер Эльбаз, Мартин Марджела, Дрис Ван Нотен, Миучча Прада. Из российских коллег выделяю для себя Nina Donis, Дениса Симачева, Игоря Чапурина, Вардуи Назарян.
Какие особенности российской индустрии моды Вас расстраивают или раздражают?
Меня расстраивает, что в России умерла индустрия легкой промышленности. Мы не производим собственных тканей, не можем с гордостью пользоваться услугами местных производителей. Обидно, что я не могу просто позвонить на фабрику и купить там действительно качественный хлопок или шелк. За этим мне нужно ехать в Италию, покупать ткани там, отдавать итальянцам безумные суммы. Мне очень обидно, что мы не можем делать в России обувь – производств достойного уровня у нас попросту нет. Обидно, что нет индустрии.
А есть положительная динамика?
Нет, конечно. Хотя, недавно я обнаружила прекрасное производство ремней. Они могут выполнять заказы любого уровня. Думаю, его создали просто гениальные бизнесмены. Возможно, такими короткими шажками мы к чему-то и придем. С ремнями справились, глядишь, и обувное производство появится. Мы с удовольствием будем его поддерживать. Поверьте, я ни за что не закажу сумки или обувь в Италии, если в России будет достойное предложение.
Ваши высокие цены обусловлены именно этим – необходимостью размещать заказы в Италии?
Да, в Италии все дороже. Ну и конечно, пересылка, таможня - все это увеличивает себестоимость продукции. Но наши цены соответствуют сегменту рынка, в котором мы работаем. "Люкс" предполагает определенные затраты на производство продукта. Дело не в том, что мы не можем дешевле, это маркетинговая стратегия. У нас определенные ткани, сложные технологии. Правда, я давно думаю и очень хочу работать для более широких масс. Недавно, например, я разработала коллекцию для бренда Marc&Andre, чье белье и купальники носит каждая пятая женщина в мире. Это был новый и интересный опыт. Нельзя было использовать сложные технологии или драпировки, потому что тогда стоимость купальника перестала бы соответствовать ценовым рамкам.
То есть, и с H&M Вы бы посотрудничали?
С огромным удовольствием. Для меня было бы честью работать для таких компаний. Мне бы так хотелось, чтобы у нас был свой H&M, свой Topshop, своя Zara. Но в России такому бренду трудно родиться – в Испании, например, нет проблем с производствами. Но это не единственная причина. Лень, безответственность, какое-то уныние - этого много в русском человеке. Кстати, вы спрашивали, что меня расстраивает. На Западе принято, что человек за всю жизнь может сменить трех работодателей. У нас же - бесконечные метания, переманивание друг у друга специалистов. Я не могу работать с человеком, который каждый год работает на новом месте. Это значит, что я буду учить его каким-то тонкостям, а через полгода он пойдет куда-то еще.
Но ведь считается, что это верный способ построить карьеру. Раз в несколько лет - например, в два года - менять рабочее место.
Считается, что раз в пять лет сотрудника должны повышать в компании. Я вам честно скажу, когда работодатели видят в трудовой книжке такую частую смену, они отказывают. Мы сразу отметали кандидатуры людей, которые так вот мечутся. Но если в трудовой у претендента написано, что он пять лет работал в одном месте, а затем семь лет в другом, это уникальный специалист, достойный доверия.
Кто мог бы стать лицом марки?
На данном этапе – заметьте, я не зарекаюсь - я не стала бы выбирать на эту роль, скажем, актрису. Я бы отдала предпочтение красивым моделям, славянкам. Если выбирать из актрис, то прекрасно подошла бы Юлия Снигирь. Породистая русская красавица. Кстати, она стала лицом L’Oreal. Мне кажется, стоит поздравить: впервые в истории бренда его представляет русская актриса. Еще одна прекрасная актриса – Равшана Куркова. Да, она не славянка, но такая красивая, умная, глубокая, духовная… Точное описание нашего клиента. Если бы я жила в Англии, пригласила бы Стеллу Маккартни побыть лицом Alena Akhmadullina. У нее очень мощная история: серьезный успех в бизнесе, она глубоко в своем деле, у нее семья, дети. Ее родители - уникальные люди. Прекрасный персонаж. Но, знаете, не дизайнер должен решать, кто будет лицом марки, а маркетолог. Определить, какой персонаж будет ассоциироваться с брендом – это уже точная математика. Я могу ощущать одно, а специалисты скажут "нет".
А часто бывает, что маркетинговые расчеты не позволяют Вам делать то, чего просит душа?
Когда создается коллекция, отбираются вещи, которые будут продаваться в розничных бутиках. Это решают несколько специалистов: коммерческий директор, производственный директор, который может сказать "да, эти вещи красивы, но их очень тяжело производить". Дизайнер же стремится добавить в коллекцию больше имиджевых вещей, но не всегда может угадать, что клиент захочет купить. Поэтому при создании коллекций должны учитываться разные точки зрения. И если речь идет о трех специалистах, мнение каждого должно учитываться на справедливые 33%.
Вы носите много вещей из собственных коллекций?
Много. Но в моем гардеробе всякое водится. Много своего и чужого – Maison Martin Margiela, Dries van Noten, Chloe, Chanel, Prada… Кстати, думаю, мне нужна гардеробная. Метров 90. Я уже ничего не могу найти.
Приезжайте к нам в Питер. Все деловые уехали, остались одни культурные.
А какие вещи самые любимые?
Как правило, любимым становится какое-то новое платье. Ходишь в нем и ходишь, надеваешь так часто, что уже неприлично. Но оторваться все равно не можешь. А потом как-то вдруг успокаиваешься и начинаешь носить раз в полгода. Например, пальто, которое сейчас на мне, висело без дела 4 года, сегодня я его надела первый раз. Чувствую, теперь я в нем конкретно похожу недели две.
Где Вы одеваетесь - в Европе или в Москве?
В Москве я занимаюсь шопингом в своем бутике и в ГУМе. ЦУМ – прекрасное место, он очень удобный, там можно сразу купить все, вплоть до шампуня. Но все же в Москве среда не очень располагает к шопингу, тут даже припарковаться сложно. Поэтому я чаще одеваюсь в Лондоне – в Harrods и Harvey Nichols. И в Париже – на RueSaint-Honor или в Bonmarch, кстати, там шикарный бельевой отдел.
Москва и Петербург – два важных для Вас города – какой из них Вам милее?
Кто-то пошутил: "Приезжайте к нам в Питер. Все деловые уехали, остались одни культурные". В этой шутке вся правда: Питер - культурная столица, а Москва - деловая. Хотя и культуры здесь очень много - самые важные спектакли, концерты, все это здесь. Но все же главный приоритет в Москве – зарабатывать деньги. Это как упасть в пруд. Чтобы выплыть, нужно двигаться. Попадаешь в Москву, и твое сознание меняется: думаешь о наращивании оборотов, продажах. Попадаешь в Питер, и все это кажется таким неважным. Главным становится другое: "Вот бы просто коллекция получилась красивой". Приоритеты в этих городах принято расставлять по-разному.
Видимо, выделить любимый город не получится. Но возможно, есть любимые места в Москве? Например, рестораны.
Мне очень нравится ресторан «Ragout». На днях была в Лотте Плаза в ресторане «Megu». Забавно, как похоже звучат названия. А вчера мы поднялись в шикарный ресторан «Боно» на 29 этаже гостиницы «Украина». Москва предлагает полный спектр кулинарных удовольствий, грех жаловаться. «Маркет», кафе «Академия», «Кафе – Кафе», ресторан «Большой» – в Москве никогда не столкнешься с проблемой «некуда пойти».
А что касается других мест – клубов, галерей… Есть любимые?
У меня одна любимая галерея – «Гараж». Хотя мне нравится, какую активную позицию занимает галерея Марианны Сардаровой. Они всегда отлично информируют, мне нравится этот рабочий настрой. А ночной жизнью я не живу. Танцы до утра случаются со мной раз в полгода, не чаще. И как правило, такая ночь заканчивается в ресторане «Пушкинъ». Потому что он работает круглосуточно и там приятно утром съесть борща или кислых щей.
То есть, Вы – не светский персонаж?
Мне бы хотелось думать, что нет. Для меня это часть работы. Делать что-то через силу я не хочу, поэтому считаю, что сходить куда-то раз в неделю – вот это в самый раз. Хотя вчера я была на трех мероприятиях, но так уж получилось, это редкий случай.
Тем не менее, в прессе, зачастую, Вас представляют в ином свете…
Я стараюсь просто этого не читать. В последнее время было так много статей, которые заказала моя дорогая бывшая партнерша, что после этого огонь и вода не страшны. Пишите, что хотите, хуже точно не будет. Теперь все позади, но осадок остался. Я понимаю, что любые отношения имеют свое начало и свой конец. Но расставаться нужно культурно, без кровопролития.
Фотограф: Роман Коновалов