Именно Стелла Кесаева первая привезла в Россию Уорхола, Баскиа и Вессельмана в 2003, а в 2004 привезла большую выставку Ильи и Эмилии Кабаковых в Эрмитаж. Stella Art Foundation регулярно участвовал в параллельной программе Венецианской биеннале, организовывал выставки наших художников в Венском Музее истории искусств, и это лишь малая часть масштабных проектов Стеллы, которые она реализует ежегодно, при этом избегая излишнего внимания к собственной персоне.
В какой культурной среде вы выросли?
Мои родители были абсолютно не связаны с искусством. Папа - геолог, мама - инженер. Моё детство прошло на Крайнем Севере в городе Апатиты Мурманской области. На Севере мы прожили 12 лет. Одним из ярких детских впечатлений - цветное и белое северное сияние. Это потрясающе красиво, когда небо переливается волшебным светом. Сейчас цветное северное сияние бывает крайне редко, наверное, из-за загрязнения окружающей среды.
Что украшало ваш дом?
Наш дом украшало не искусство, а различные камни, ведь папа был геологом. У нас хранилась огромная коллекция камней, которые можно было найти на территории Советского Союза. Были и маленькие образцы с подробными описаниями и большие камни-самородки. Я больше всего любила слюду, так как она весьма многогранна – ее можно было расслоить, и пластинки казались прозрачными, а большой кристалл магически переливался.
С чего начался ваш интерес к искусству?
В 90-е годы я долгое время жила в Женеве. Конечно, это было не самое удачное место, чтобы изучать искусство, ведь в Женеве нет музеев мирового значения. Зато географически Женева расположена идеально – на пересечении различных путей. Поэтому мы с семьей много путешествовали и побывали практически во всех крупных музеях и галереях Европы. Эти поездки произвели на меня сильное впечатление. Особенно меня поразило все, что касалось современного искусства, ведь в СССР люди не знали о его существовании.
И вы решили открыть в Москве галерею?
Однажды, я подумала: "Почему до сих пор в России нет ни галерей, ни музеев современного искусства?". Тогда же я увидела проект Ильи Кабакова, и он меня потряс тем, что абсолютно точно рассказывал о жизни человека в Советском Союзе, но свои особенным художественным языком. Так на выставке "Дворец проектов" у меня возникло желание показать в России работы Ильи Кабакова, ведь он после отъезда в США ни разу не приезжал на родину. Это желание осуществилось летом 2004 года, когда Stella Art Foundation открыл выставку Ильи и Эмили Кабаковых в Государственном Эрмитаже в Санкт-Петербурге.
Помогает ли вам ваше экономическое образование в деятельности, связанной с искусством?
Ну как вам сказать, наверное, мне бы больше помогало историческое образование или юридическое. Экономическое помогает определять бюджеты тех или иных мероприятий, и, возможно, еще немного структурирует сознание. Вот и всё. Мне много приходится заниматься самообразованием.
Как жизнь на Западе повлияла на ваш художественный вкус и подход к коллекционированию?
Я с самого начала видела перед глазами правильные примеры. Первой работой, которую я купила, был "Кот" Энди Уорхола. Благодаря жизни на Западе я перескочила ту горячо любимую русскими коллекционерами стадию, когда они сначала покупают работы, художников, знакомых из школьных учебников "Родная речь": Шишкина, Левитана, Саврасова. У меня никогда не было ни Фаберже, ни классической русской живописи 19 века.
Как вы определяете стратегию формирования коллекции вашего фонда?
Коллекция Фонда строилась с нуля. Однако я всегда придерживаюсь такого принципа: выставки, организуемые Фондом, должны состоять из произведений, которые затем частично переходят к нам в коллекцию. Я стараюсь совмещать выставочную деятельность и деятельность по расширению коллекции. Конечно, коллекция строится не только по этому принципу. Я покупаю на аукционах, у частных дилеров, в галереях и напрямую у художников. Иногда выставки происходят после пополнения коллекции. Так, например, мы выставляли произведение Марка Куинна (Mark Quinn) "XXY" – это красный подиум, на котором как бы рассыпался человек на мелкие частицы. Кажется, что этот человек сделан из ртути и его тело разлетелось от какого-то удара. Визуально это похоже на то, когда разбиваешь термометр, а ртуть разлетается. В этом произведении речь идёт о нарушении стандартного хромосомного набора (XY - у мужских и XX - у женских особей), который вызывает так называемый синдром Кляйнфельтера. Недавно мы организовали выставку работ Вагрича Бахчаняна. Это замечательный художник, который уехал в Америку в 70-х. Мне посчастливилось несколько лет назад приобрести у него более 70 произведений. Среди них серия "Голая Правда" и серия "Американцы глазами русских". В работах Бахчаняна зачастую совмещен текст и яркий визуальный образ. Например, полуобнаженная девушка и название главной коммунистической газеты "Правда". В прошлом году Бахчанян умер, и мы решили посмертно устроить выставку его работ. Успех выставки был огромен. Поразительно, но современный зритель намного лучше понимает художников 70-х и 80-х, нежели 2000-х.
Каковы ваши личные пристрастия? Какое искусство висит у вас дома?
Я люблю концептуальное искусство, не просто красивую, декоративную картинку, а вещь, над которой стоит задуматься. Мне нравятся Кабаков и Джозеф Кошут, Андрей Монастырский и Йозеф Бойс, Юрий Альберт и Джексон Поллок. Также я люблю провокативное искусство, пусть иногда оно даже может показаться слишком агрессивным. Например, я считаю, что группа "Война" по праву заслужила свою победу на премии "Инновация". Дома живу не только я одна, но и моя семья – муж, трое детей, родственники. Конечно, я соблюдаю политкорректность в выборе искусства. В доме у меня висят картины Дэвида Салле и Александра Гнилицкого, фотографии Роберта Мэпплторпа и объекты Анатолия Осмоловского. Я не могу сказать, что искусство в моем доме главенствует. Скорее, оно ситуативно вписано в интерьер.
Как вы проводите свободное от искусства время?
С семьей. У меня есть две главные темы в жизни – это семья и Фонд. Если я не в Фонде, то я с семьей. Я обычный человек. Как и многие мамы – учу уроки с младшей дочерью, провожу воспитательные беседы со взрослыми детьми - с сыном и старшей дочерью, слежу за хозяйством, жду мужа с работы, готовлю ужины, мы ходим в кино и на концерты, ездим отдыхать… ну и так далее.
Как получилось, что вас назначили комиссаром Русского павильона?
Для меня это назначение было полной неожиданностью. Когда мне позвонили из Министерства культуры и сказали, что меня хотят назначить будущим комиссаром, я была потрясена, ведь это огромная ответственность. С одной стороны, я с 2005 года провожу мероприятия в Венеции и знаю всю специфику этого города. Но, с другой стороны, я не ожидала, что этого будет достаточно для того, чтобы возглавить павильон на трех художественных биеннале. Ведь меня назначили на 2011, 2013 и 2015 годы.
С какими сложностями вы столкнулись в процессе подготовки к биеннале?
К счастью, особенных сложностей в организации мы не испытываем. Куратор выставки Борис Гройс – профессионал своего дела. Он пишет вовремя все тексты, придумывает гениальную концепцию, отбирает работы, советуется с художником, даёт интервью. Причем всё происходит вовремя. Андрей Монастырский тоже нас ни разу не подвел, он постоянно помогает нам и активно участвует в работе над Павильоном. Компания, которая отвечает за реализацию проекта в Венеции, также весьма ответственна и работает, как часы. Ну, и сотрудники Фонда знакомы с ситуацией, поэтому решают все вопросы достаточно быстро и чётко, это касается всего: от визовой поддержки до заказа шампанского на открытие.
Госбюджет Русского павильона, составляет 10 миллионов рублей, как подтвердил заместитель министра культуры Павел Хорошилов. На сегодняшнем этапе уже должно быть понятно, будет ли Stella Art Foundation вкладывать в это мероприятие собственные средства?
Да, будет, иначе не могло бы и быть. Приблизительно еще столько же.
Что явилось решающим в выборе куратора и художника для Русского павильона?
Нам было важно, чтобы куратор был известен на Западе и хорошо знал русское искусство. Таких людей не много, можно даже сказать, их трое. Но наиболее авторитетным является Борис Гройс. Если честно, то я не понимаю почему он до сих пор не был куратором Русского Павильона. Считайте, что мы восстановили историческую справедливость.
Как русское современное искусство принимают на Западе? Россия по-прежнему остается провинцией мировой арт-сцены?
Не понимаю, почему вы говорите "по-прежнему"? Сказать, что Россия всегда была провинцией по отношению к Западу никак нельзя. В начале ХХ века Россия была в авангарде художественных течений и это общепризнанный факт. Что касается, современной ситуации, то русское искусство русскому искусству - рознь. Что-то выглядит провинциально, а что-то абсолютно оригинально. Я убеждена, что творчество Монастырского – это русский авангард 70 - 80-х годов. Пока он не оценен, но в будущем именно Монастырский и группа "Коллективные действия" останутся в истории искусства.
Андрей Монастырский - ключевая фигура московской концептуальной школы, значит, московский концептуализм по-прежнему актуален в мировом контексте?
Далеко ходить не надо, в одном из недавних интервью работы Монастырского высоко оценила и куратор 54-ой Венецианской биеннале Биче Куригер, она сказала: "проект Андрея Монастырского — это символ того, как образуется художественное сообщество. Отчасти этому и посвящена моя выставка". Гениальность идеи Гройса заключается в том, что он предлагает рассматривать творчество Монастырского как единый художественный проект, эдакую "жизнь в искусстве". Я считаю, что это абсолютно новый взгляд на наше концептуальное искусство и благодаря этому ситуация становится уникальной.
Русские концептуалисты не обижены вниманием западных кураторов, за ними стоит мощный теоретический дискурс (в т. ч. работы Гройса, Тупицыных), их знаковые работы были созданы довольно давно, но в России до недавних пор о них мало кому было известно. Почему так получилось?
Я хочу вам ответить словами Гройса: "Если на улице спросить у прохожих, знают ли они работы Босха, Веласкеса или Тинторетто, то человека два из ста припомнят произведение одного из них. Если спросить про Марселя Дюшана, то утвердительно ответят и того меньше. Надо понимать, что искусство, в том числе и классическое, не интересует массы. Это элитарный продукт и странно требовать, чтобы люди в этой ситуации интересовались Монастырским".
Есть ли шанс, что сейчас может появиться новое мощное художественное высказывание помимо концептуализма, который немножко всем уже надоел?
Я считаю, что сейчас время концептуального искусства, мне кажется, что "поднадоело" совсем другое искусство – салонное, поверхностное, декоративное. Современный мир требует размышления, а не посмешища. Я считаю, что в мире достаточно художников, которые "мощно" высказываются. Например, на будущей биеннале обратите внимание на работу одной из моих любимых художниц Моники Бонвичини. Этот автор умудряется создавать удивительно изящные и одновременно остросоциальные произведения. Что же касается российского искусства, то я думаю, что у нас тоже есть талантливые художники. Например, в основной проект предстоящей Венецианской биеннале вошли работы молодой художницы Анны Титовой. Биче Куригер считает её достойной участия на крупнейшей мировой выставке! Чем это не прорыв в русском искусстве?
Современные художники – люди очень непростые, их гениальность часто граничит с патологией. Каким образом удается наладить с ними эффективную коммуникацию?
Любой художник – это тонко устроенная личность. Я терплю все, что сделает художник, потому что он талантлив и гениален. У меня не остается другого выбора – ведь я не обладаю качествами творца.
Любой художник – это тонко устроенная личность. Я терплю все, что сделает художник, потому что он талантлив и гениален.
Если одна из двух сторон может уступить, то всегда можно построить конструктивный диалог. Я не вижу в этом проблемы. Кроме того мы же делаем общее дело и я, и Борис Гройс, и Андрей Монастырский – мы все это понимаем.
Что будет представлять из себя инсталляция "Пустые зоны"?
Мы не раскрываем секрета экспозиции. Андрей Монастырский считает, что традиционно во всех акциях "КД" существовала интрига. Участники перформансов приезжали на место акции, не зная, что там будет происходить. Так и нас, зрителей ждет сюрприз. Скажу лишь, что в павильоне будет показаны архивные фотографии и видеоматериалы акций "КД", а также новая инсталляция Андрея Монастырского, созданная специально для 54 Венецианской биеннале.
Как соотносится тема пустоты с заявленной Биче Куригер темой Биеннале – ILLUMInations?
Тема ILLUMInations совмещает несколько смыслов, одно из них раскрытие темы Nations или "национальности". И под этим понятием куратор подразумевает не столько общепринятые национальности, типа русских, евреев или французов, а единение людей по интересам. Так людей, интересующихся современным искусством, можно объединить в отдельную нацию. Именно эту нацию и создал Монастырский в 70-е годы в СССР. Тогда, когда в стране главенствовало официальное искусство, Андрей Монастырский и группа "КД" придумали альтернативную жизнь, с новыми пластическими и смысловыми формами.
Stella Art Gallery превратилась в Stella Art Foundation благодаря тому, что на современном русском искусстве сложно зарабатывать деньги? Или некоммерческий статус предоставляет большую свободу деятельности?
Открыв галерею в 2003 году, я показала не русское искусство, а произведения Уорхола, Вессельмана и Баскиа. В Stella Art Gallery люди ходили как в музей, потому что до этого в Москве была лишь одна выставка Энди Уорхола, а Вессельмана и Баскиа никто в глаза не видел. До сих пор в России нет ни одного музея, в коллекцию которого вошли бы работы Уорхола и Баскиа. В России на тот момент вообще не существовало художественного рынка. Я привозила первоклассные работы на продажу, которые сейчас стоят на порядок дороже, тогда этот шаг никто не оценил. У галереи не было покупателей. В 2004 году я впервые показала у нас в стране произведения Алекса Каца и Дэвида Салле, но и они не нашли покупателей. Затем я открыла второе помещение галереи в Москве, которое было ориентировано на русское искусство, но и оно себя коммерчески не оправдало. С другой стороны, я поняла, что продавать – не мое призвание. Наверное, у меня есть миссия, и она не ограничивается рамками галереи. Что касается свободы деятельности, то это не совсем корректный вопрос, посмотрите на Лари Гагосяна или Ллойда из галереи Мальборо – они абсолютно ничем не ограничены – делают больше, чем многие арт-фонды. Я закрыла галерею не из-за финансовой ситуации или ограничения деятельности, а из-за конфликта интересов – некорректно коммерческой структуре сотрудничать с государственными музеями и институциями.
Существует ли в России культура коллекционирования? У нас по-прежнему в среде обеспеченных людей принято инвестировать в антиквариат или в произведения раскрученных западных художников-звезд…
В России не так много богатых людей, поэтому нашу ситуацию нельзя сравнивать ни с Европой, ни с Америкой, ни даже с Китаем. Когда в нашей стране вырастет несколько поколений богатых и появится средний класс, способный покупать работы художников в ценовой категории от 10 000 до 100 000 долларов, тогда можно будет говорить о культуре коллекционирования. Сейчас мы стоим в начале пути. Людей, интересующихся современным искусством, становится все больше и больше. И это хорошо. Поверьте, не пройдет и десяти лет, как количество перейдет в качество. Я в этом уверена.
Текст: Эльвира Тарноградская
Фотограф: Стоян Васев