Корзина
Нравится

Саша Фролова. Надувная пропаганда всеобщей галактической любви

30484
Саша Фролова. Надувная пропаганда всеобщей галактической любви

От Саши Фроловой, киберпринцессы и суперженщины, девушки-покемона, сияющей латексом на лучших вечеринках города, ожидаешь если не откровенных проявлений паранормальной инопланетности, то хотя бы присущего творческим людям легкого сумасбродства. Но этого нет. Саша без костюма и макияжа — хрупкое очаровательное создание с прозрачной кожей.

На вопросы она отвечает со скромным достоинством и поразительной логической цельностью, как и положено настоящей, пусть даже инопланетной, принцессе. Саша Фролова — молодая современная художница, ученица Андрея Бартенева, работающая в жанрах перформанса и скульптуры. Ее искусство одинаково комфортно себя чувствует и на танцполах, и в стерильных пространствах галерей современного искусства, и на разнообразных фестивалях, и даже в Школе управления Сколково. За сравнительно короткое время художница Саша Фролова уже успела стать Вице-Альтернативной Мисс Мира, создать свой музыкальный поп-проект «Aquaaerobika» и войти в шорт-лист номинантов Премии Кандинского 2009.

Твой самый ранний творческий опыт…


У меня мама – художник, я все детство рисовала и мечтала быть художником. Из детства мое самое яркое впечатление:  мне было года 4, я в юбочке из фольги пела партию Луны на сцене Концертного зала им. Чайковского. Я выходила одна, темный зал, дым, свет. Я пела в хоре, который назывался "Радость", мы много гастролировали, и однажды меня выбрали солисткой. После этого мне захотелось сцены. С четырех лет мама нас стала водить в Пушкинский музей, где на меня произвела впечатление огромная скульптура Давида. Там была бабушка, которая водила нас по этому музею, она все время забывала, куда нас уже водила, а куда нет, поэтому мы все время возвращались к этому Давиду, она все время про него рассказывала, так что мы выучили про него все наизусть.

С какого момента ты начинаешь отсчитывать свою художественную биографию?


С 2003 года, когда я впервые участвовала в перформансе Андрея Бартенева. Я была в костюме, обклеенном яйцами, там были сотни яиц, он был очень тяжелый. Я падала плашмя, яйца разбивались, потом Андрей разрезал этот костюм, высвобождая меня оттуда. Этот перформанс был в Третьяковской галерее, он назывался "Кабачковая снежинка или история об исчезновении буквы "Ч". Там были представлены объекты, сделанные Андреем за последние 5 лет. Я тогда только с ним познакомилась.

А как вы познакомились?

Я просто пришла к нему на лекцию в Третьяковскую галерею, я случайно узнала о ней, набралась смелости и подошла сама. До этого я о нем много слышала и мечтала с Андреем познакомиться. Я сказала, что хочу участвовать в его перформансах, делать все, что угодно, и на все готова. Примерно через полгода практики я принесла ему какие-то первые эскизы. Мы вместе с другом показали ему, рассказали, что хотим делать перформансы – и началось. Конечно, первые перформансы были как в детском саду. А осознала я, что что-то получается, уже после поездки в Лондон на конкурс "Альтернативная Мисс Мира". (Там Саша Фролова заняла третье место – ред.) Я участвовала в перформансах в разных клубах, мы делали новые костюмы – такая ежедневная трудная и безумная работа. Всем вокруг было непонятно, зачем мне все это нужно, не сошла ли я с ума. Я по ночам что-то клеила, рвала скотч зубами, писала стихи, что-то кричала и бегала. А когда я съездила в Лондон в 2004 году, и всем там это понравилось, все сразу поняли, зачем это было.

Изначально ты куда собиралась поступать?

В Строгановку. Я училась в художественной школе сначала при МАРХИ, потом при Строгановке, я с 5 класса что-то чертила на подрамниках, какие-то проекты, в 7 классе у меня была уже и композиция, и живопись, и рисунок, поэтому первые два курса института я изучила практически полностью до 9 класса. Потом так получилось, что я попала в медицинский колледж, который закончила с отличием, не понимая, как я там оказалась. И должна была поступать в медицинский институт.

 

 


Как твои родители отнеслись к тому, что ты отказалась от медицинской карьеры?

Это было все очень лихо. Я целый год ходила на курсы подготовки к поступлению, и чем ближе было к маю, тем чаще мне стали сниться страшные сны, и я стала чувствовать, что не могу этим заниматься. Я стала ходить по каким-то музеям, старалась что-то впитать и понять, чего я хочу, пошла в Третьяковскую галерею на выставку Кандинского и полчаса рыдала перед картиной "Композиция № 7", а когда вышла из музея, увидела объявление о лекции Бартенева.

Работать я не пошла, сказала, что буду делать перформансы. Для 19 лет это был сильный поступок.

Я пошла на лекцию, и уже  через месяц я сказала родителям, что не пойду ни в какой институт, что буду художником. Работать я тоже не пошла, сказала, что буду делать перформансы. Для 19 лет это был сильный поступок. Пришлось побороться, но я очень упрямая по характеру, иногда я от этого страдаю. Но без упрямства, наверное, ничего бы и не получилось.

Твое творчество похоже на эйфорическую экстазийную фантазию. У тебя бывают депрессии?

Конечно. Экстатический характер предполагает спады и подъемы, чем ниже спад, тем выше потом подъем, и наоборот. С такой повышенной эмоциональностью жить непросто, все воспринимается слишком остро, приходится себя останавливать и уговаривать, что все не так плохо. Поплакала и дальше. Но когда видишь, как осуществляются такие позитивные вещи, когда происходят настоящие чудеса - это заряжает верой и энергией.

Почему твой проект называется "Аквааэробика"?


Это название родилось само. В 2006 году был невероятный подъем художественной жизни: была  тусовка, все были прекрасны, и модельеры, и художники, как-то все было весело и легко. Мы тогда много общались  – и Данила Поляков, и Логинов, и Гайдай – была безумная творческая атмосфера. Мы стали делать вечеринки в баре "Люба", потому что постоянно вместе тусовались. Это были такие дружественные вечеринки, где мы просто оттягивались. Назвали мы их "Аквааэробика", потому что туда нужно было приходить в купальниках – тогда была мода на 80-е, а это Джейн Фонда,  аэробика...  кто-то надевал плавки на джинсы, а кто-то раздевался почти до гола. Я случайно придумала это название. Потом мы решили написать песню, я и не думала, что это во что-то выльется, потом  я придумала себе образ, выступила. Андрей увидел, стал куда-то меня звать - выступить здесь, выступить там - это увидели, и другие люди стали меня приглашать. Я стала делать костюмы. Мы написали еще несколько песен, а через полгода я поняла, что у меня музыкальный проект. Тогда я серьезно им занялась, решила придумать себе идеальный образ, концепцию, сделать из этого шоу, перформанс и выступать с ним. Чтобы это был не просто музыкальный поп-проект, а чтобы это был художественный проект, с которым я могла бы выступать  в галереях,  за границу ездить,  самовыражаться так, как только мне захочется. Все-таки музыкальная индустрия ограничивает тебя какими-то рамками. Ты идешь к какому-то продюсеру, он требует от тебя, чтобы ты сняла маску, парик или надела вот это, и петь надо не то, а это. Поэтому мы договорились с Андреем, что продюсером будет он и предоставит мне полную свободу. Он постоянно расширяет мне сознание. Я придумала свой латексный костюм, и это все отлично совпало с темой аквааэробики, потому что латексные костюмы похожи на какие-то водолазные костюмы, и само слово загадочное.

   

   


Как бы ты сформулировала основной месседж этого проекта?


Это аэробика для души и для сердца, для зрителя, для его сознания, настраивание на позитив, энергетическая работа со зрителем. Мне хочется оторваться от своего собственного образа и создать универсальную женщину, про которую непонятно – плоская она или объемная, из космоса или нет, из будущего или из реальности, или она вообще нереальна, кукла это или настоящий человек, чтобы зритель сам учился фантазировать, считывать, создавать собственные ассоциации. Во многом и мои образы, и мои скульптуры говорят сами за себя, потому что они очень символичны и вмещают в себе множество ассоциаций. Мне хочется, чтобы зритель считывал это на уровне эмоций, а не на уровне логики. Давая какие-то названия своим объектам, я хочу дать зрителю какое-то направление для понимания, но ни в коем случае не давать ему прямого значения.

Насколько тебе как художнику важно быть понятой?

Мне не нравится, когда все понимают слишком плоско. С другой стороны, нельзя на этих людей  обижаться. Просто, некоторые чувствуют, а некоторые нет. Меня приводит в шок, когда люди видят в моих работах только сексуальный подтекст. Безусловно, он там есть, но он совершенно непроизвольно возникает. У меня, как у любого творческого человека, творческие и сексуальные каналы находятся очень близко, но это не является основным месседжем. Я выбираю латекс совсем не потому, что это фетиш. Я делаю максимально наивные образы, и это такая антитеза латексу.

Я выбираю латекс совсем не потому, что это фетиш.

Мне нравится, что он как пластиковый, что он блестит, что он выглядит нереально и идеально, ярко. Мне хочется создавать свой мир и свою параллельную реальность. Каждый объект, который я делаю -  это объект из другого мира, из моего мира. Чем больше их вокруг меня, тем уверенней я себя чувствую. Еще каждый объект – это какое-то запечатленное эмоциональное состояние, там нет прямого значения. Например, скульптуры из проекта "Альбинизм" - выставки, недавно прошедшей в галерее "Айдан" - все посвящены разным оттенкам удовольствия и эмоциям, связанным с праздником: большое мороженое как эквалайзер удовольствия, бант как предвкушение подарка, карусель как символ бесконечного повторения радости.

Сталкивалась ли ты когда-нибудь с агрессией в связи со своим творчеством?

Одна рекорд-компания отказалась меня подписать, потому что они обнаружили в моих песнях слишком явный сексуальный подтекст. Они мне прямо по словам разложили. Я была очень  удивлена, ведь песня-то про снег, а вовсе не про то, про что они говорили!

Что ты считаешь своим главным достижением на сегодняшний день?


Мои скульптурные проекты. И все, чего я здесь достигла, для меня на первом месте. Я очень счастлива, что я теперь работаю с Айдан. Мне кажется, что каждый проект – это максимум, чего я могу, а через год оказывается, что я делаю еще что-то, и, оказывается, я могу еще больше. На данный момент все мои скульптурные подвиги – это то, чему я больше всего радуюсь.

 

 


Как твои работы оказались в Сколково?

Все случилось каким-то чудесным образом благодаря Марине Левашовой, которая теперь занимается арт-программой в Сколково, мы с ней сотрудничали на протяжении многих лет. Она меня познакомила с Гором Нахапетяном, ему понравились мои работы, он показал их всем на Facebook, утвердил их. Там сказали: "Вау! Силикон! Силиконовая долина! Нам очень нравятся ваши силиконовые козявки! А ваши динозавры будут? А ваша замечательная зеленая кракозябра?". Меня поразило в Сколково, что настолько современные и демократичные люди со свободным мышлением, открытые, очень приятные руководят всеми процессами. Там совершенно прекрасное здание, созданное архитектором Дэвидом Аджайе. Оно вдохновлено работами конструктивизма, Малевичем, похоже на проекты Ле Корбюзье. Когда там еще ничего не было, было пусто, мои скульптуры туда идеально вписались, получилось очень красиво. Некоторые объекты я никогда в жизни не собирала такого размера, я собрала 9-метровой высоты объект, который висел в световом колодце на высоте 13 м, 20 монтажников это все вешали. Я себя почувствовала Анишем Капуром, такой масштаб, когда твой объект поднимается на высоту, все дрожит – это очень здорово. По-моему, это самый большой мой подвиг прошедшего года. Это было очень непросто в плане монтажа и в плане масштаба.

Рассматриваешь ли ты возможность перейти от перформанса и скульптуры к другим медиа?

Наоборот, сейчас идет процесс отбрасывания всего лишнего и концентрации на самом важном. Мне вполне достаточно этих двух жанров, я и так между ними разрываюсь, пытаюсь все собрать воедино. Иногда это получается, когда есть большая сцена, и я могу сделать большое шоу вместе со своими скульптурами, тогда из музыкального шоу или перформанса рождается целая живая, двигающаяся скульптура. Я стремлюсь к синтезу и не хочу сильно разбрасываться на другие виды деятельности.

Какие новые проекты ты будешь делать в этом году?

Пока еще все очень призрачно, но в самом ближайшем будущем я собираюсь ехать в Берлин и делать там шоу в театре в рамках театрального фестиваля "TERRITORIЯ"  в марте.

Какие последние выставки в Москве тебе были интересны?


Была очень хорошая выставка Александры Экстер в ММСИ, выставки Марка Ротко и "100 лет перформанса"  в "Гараже". Но я до сих пор под впечатлением  от недавнего посещения Музея Гуггенхайма в Бильбао, ничего пока не может перебить это впечатление. Там была шикарная инсталляция Ричарда Серра, такие огромные железные листы на полмузея. Там куда ни глянь, что-то поражает твое воображение, каждые полчаса включается облако тумана на улице, которое является скульптурой какого-то японского художника. Оно в течение 5 минут висит, потом рассеивается.



Откуда еще родом твоя мифология, если не считать Бартенева?

Мне очень нравится все надувное, не знаю, откуда эта страсть, но с какого-то сознательного возраста мне нравятся любые надувные скульптуры, игрушки, надувной дизайн. Французские художники 60-х, которые работали с надувными конструкциями, даже пытались запускать надувные скульптуры в космос. В 60-е годы на юбилее Эйфелевой башни был такой проект: запустить в космос блестящие зеркальные надувные шары, чтобы из них образовался цилиндр, и с Земли их было бы видно как небольшое созвездие, поскольку они бы отражали свет из космоса. В Центре Помпиду была большая выставка надувных объектов в 2005 году, на которой я оказалась, она тоже меня очень впечатлила. Еще я обожаю Японию и все японское, их образ мышления, совершенно не похожий на европейский. Мне кажется, что мы, русские, больше похожи на японцев какими-то своими странностями, но они еще более странные. Хотя я  ни разу в Японии не была, но все, что оттуда доносится, меня переключает, вдохновляет, заставляет что-то придумывать. Я очень люблю Яёи Кусаму с ее бесконечными точечками, огромными тыквами, уставленными точками пространствами, надувными штуками. Обожаю Марико Мори, которая делает очень высокотехнологичные скульптуры, романтичные и футуристичные. Я мечтаю тоже подключать к своим скульптурам высокие технологии, работать в этом направлении. Я очень люблю и поп-арт,  и Джеффа Кунса, его серию "Celebration", хотя это все очень прямое, но совершенно гениальное. Есть еще великий скульптор Тони Крэгг, его выставку привозили в 2005 году в ЦДХ, она тоже произвела на меня неизгладимое впечатление. Меня всегда завораживает искусство Мэтью Барни – его умение создавать иную реальность, иное измерение. Андрей Бартенев же вдохновляет меня сам по себе, всегда, и еще он имеет необыкновенное действие на меня –  включает мои творческие каналы, переключает меня с обычной жизни на искусство. Но самый главный инспирэйшн – это его безграничная свобода мышления. Когда я на чем-то зацикливаюсь, стоит спросить его, и он дает настолько сюрреалистичный ответ, как в "Алисе в стране чудес", т.е. то, о чем бы я вообще никогда не подумала, и это разворачивает на 180 градусов мою точку зрения. Так жить гораздо легче, потому что если нет прямого решения, можно обойти это с совсем другой стороны и сделать это красиво.

В каких заведениях тебя чаще всего можно встретить?

К сожалению, мне бы хотелось чаще куда-то выбираться, в клубы, но получается только по праздникам. Я там выступаю, но именно из-за того, что я много выступаю и выставляюсь, это уже воспринимается как работа. Ты должна прийти, показаться и уйти. Мы стараемся делать из этого фан сами себе, потому что иначе просто скучно, а благодаря Андрею можно нарядиться, набрать с собой кучу народа и устроить из этого веселый поход.

Нужно ли тебе отдыхать от людей, ведь у тебя очень насыщенная жизнь?

Конечно, иногда нужно закрыться, подумать, переключиться. Закрываюсь дома, но Интернет всегда мешает, от него никуда не скроешься теперь. Нет у меня каких-то традиций, чтобы я куда-то уезжала или шла на лыжах. Мне надо просто  поспать, побыть одной – это все излечивает, поправляется эмоциональный, энергетический фон, приходишь в себя и начинаешь воспринимать реальность позитивнее.

 

 


Как такая яркая, интернациональная по духу художница родилась в нашем странном, заснеженном, загазованном городе?

Я сама удивляюсь: и родилась я в Москве, я не из какой-то африканской страны, не было у меня сверхненормального детства, не было у меня родителей-дипломатов, не было каких-то невероятных условий, ни негативных, ни позитивных. Я хорошо училась, слушалась, всегда была тихая и спокойная…
 
У тебя такое футуристичное творчество. Как ты считаешь, что из того, что есть в современной жизни, поведет нас в будущее, а что останется в прошлом?

Конечно, развитие 3D-технологий все дальше и дальше уводит в будущее, но, мне кажется, что идет какая-то энергетическая перенастройка человечества параллельно с бешенным техническим прогрессом, интернетом, электроникой. Должен наступить какой-то момент, когда и то, и другое достигнет такой стадии развития, что произойдет качественный скачок.

О каком изобретении ты больше всего мечтаешь? Я, например, каждый день, садясь за руль, думаю, когда же изобретут телепортацию…

Собственно все, о чем я мечтаю, я все это и делаю, все эти фантастические машины. Больше всего хочу Люболет. Это такой летательный аппарат, который тебя и телепортирует, но только с тем, кого ты любишь, и кто любит тебя – больше никого!

Куда телепортирует?

Куда угодно, с любимым же куда угодно. Это такой аналог лимузина на свадьбу, так в будущем на свадьбу будут заказывать.

Текст:
Эльвира Тарноградская

Фотограф: Роман Коновалов, Андрей Подолякин, Максим Бунин, Владимир Долгов