В отличие от многих других fashion-фотографов, я нахожу вдохновение где угодно, в обычных повседневных вещах, совсем не в моде. Я не посещаю показы уже где-то лет 10, за исключением тех случаев, когда я работаю над рекламной кампанией какой-нибудь марки. Все модные фотографы и редакторы модных журналов ходят на показы и вдохновляются этим. Показы заканчиваются, и все говорят: "О! Надо делать это или это. Новая тенденция – это стиль милитари! Это круто!". Я не хочу иметь с этим ничего общего. Всё приходит случайно, я вижу маленькую фотографию. Недавно в Берлине я увидел небольшую фотографию Бертольда Брехта, немецкого драматурга. Там стоят люди в театре с транспарантами, на которых написаны какие-то заведомо абсурдные высказывания, типа "у меня рыжие волосы, поэтому я зелёный" и так далее. Я увидел эту фотографию, и она запала мне в душу. Сейчас я хочу сделать съемку для американского Vogue, использовав эту идею. Или вот, например, лежит брошюра (на ней "Весна" Ботичелли – ред.), я смотрю на неё, и думаю, что можно сделать что-нибудь среди зелёной листвы, на солнце…
Но это искусство.
Да, я черпаю идеи из искусства, но это не значит, что я сижу с книгами по искусству, листаю их и думаю, что бы ещё такое придумать. Вот, например, одна из моих самых любимых фото-историй, "Вторжение". Идея этой съёмки пришла мне в голову 20 лет назад, пока я сидел в очереди у зубного врача. Там на столике лежал маленький журнальчик про НЛО, всего несколько страниц и несколько фотографий. Я посмотрел на него, и подумал: "Фантастика!". Из этого я сделал свою любимую историю . Там самая дорогая для меня фотография Хелены Кристенсен и маленького марсианина. Так получились и все остальные истории, там, где взрывы, вспышки света, вторжение марсиан. Всё это состоялось благодаря маленькой брошюрке "Наблюдатели за НЛО".
У меня как раз был вопрос о вашей любимой съёмке, это "Вторжение"?
Да, почти каждые 2 года я делаю большую выставку "Вторжение". Я хочу ещё снять экспериментальный короткометражный фильм. Серия "Вторжение" - моя самая любимая. Идея была в том, что летающая тарелка упала в пустыне, мужчина и женщина проезжали мимо и видели взрыв, который произошёл далеко. Поэтому для съёмки нам нужно было произвести действительно большой взрыв. Сейчас мы бы легко это сделали с помощью Photoshop, но тогда нужно было делать всё по-настоящему. Это было так здорово! Мы ничего не ретушировали, не было никакого монтажа. Я горжусь этой съемкой. Два человека стоят и смотрят в бинокль, а там взрыв, разбилась летающая тарелка. Нам пришлось сделать 8 взрывов, и каждый, наверное, был 100 метров в высоту.
Как вы находите места для съемок?
Есть два способа. Первое – я всегда смотрю вокруг, я всегда думаю о том, какую съёмку можно было бы сделать там, куда я попадаю. Я всегда делаю заметки, делаю фотографии, и складываю их в одно место, чтобы потом можно было ещё раз всё просмотреть и найти подходящее место. Второе – мне помогают агентства, я говорю, что именно мне нужно, и они это для меня находят.
В одном из ваших интервью вы говорили, что медитируете каждый день. Какова роль духовных практик в вашей жизни?
Я занимаюсь трансцедентальной медитацией. Эта практика делает жизнь легче, ты начинаешь по-другому воспринимать вещи. Это дает определенное чувство безопасности, так как ты обретаешь внутреннюю опору, и мыслишь позитивно. Это помогает не раздражаться по пустякам. Кроме того, медитации дают возможность проникнуть в свой собственный внутренний мир, а внутри есть много того, что обычно скрыто. Это даёт мне новые идеи, даёт способность принимать правильные решения. Много хорошего происходит, когда ты слушаешь себя хотя бы раз в день. Многие люди даже не знают, что это возможно. Я занимаюсь медитацией уже 35 лет или даже больше, а 25 лет я делаю это каждый день. Последнее время я стал медитировать не совсем регулярно, поэтому через месяц я уеду на 12 дней, чтобы вернуться на путь истинный.
Вы входите в какое-то особенное состояние перед съемкой?
Да. Во время съемки может многое случиться. Можно быть чрезмерно воодушевленным или быть недостаточно воодушевленным. Когда приходит день съёмок, и сделаны уже все приготовления, нужно быть в особенном состоянии, чтобы не прийти, зевая, вразвалочку, типа: "О, привет, ну что будем снимать?". Щёлк-щёлк-щёлк, и ничего особенного. Нужно подготовиться к тому, чтобы именно в этот день сделать что-то невероятное. Это состояние передается всем остальным людям на съёмочной площадке. В этот день нужно видеть, и чувствовать всё. Внезапно ты можешь понять, что всё, что планировалось заранее, просто глупо, и всё надо делать по-другому. Это всего лишь секунда, особое состояние готовности, когда нужно быть в силах все изменить. Большинство людей, когда идут на съёмку, делают то, что было изначально спланировано. Они не видят ничего за пределами первоначальной концепции, а надо не быть "зашоренным".
Идеи всегда придумывает фотограф? Например, в кино режиссер не всегда главный.
Фотограф всегда главный, кроме случаев, когда он работает для рекламной кампании. Тогда клиент может сказать: "Мне волосы не нравятся", и ты меняешь прическу. Ты конечно главный, и можешь сказать: "Пошёл к черту!". Или ты соглашаешься, и меняешь прическу. Это твой выбор.
Вы были одним из тех, кто создал феномен супермоделей в начале 90-х. Почему это преклонение перед супермоделями существовало тогда, и почему оно невозможно сейчас?
Сначала они не были звёздами, они были обычными девушками. Была знаменитая обложка британского Vogue за январь 1990. Это считается официальным началом, на самом деле, всё началось чуть раньше. До этого времени принятый в глянцевых журналах идеал женщины был такой: роскошная женщина с аккуратной прической сидит в комнате с чашкой чая, всё в ней совершенно, безупречно и скучно. А эти модели были другие, они были просто клёвые! Внезапно появился новый образ женщины – эмоциональной, молодой, не обязательно богатой. Все эти девушки были интересны, они были личностями, а не просто богатыми женщинами в дорогих интерьерах. Это было потрясающе, это воодушевило в то время многих. Женщины изменились, они больше не могли быть такими, как раньше.
Почему сейчас этого нет?
Сейчас слишком много моделей, гораздо больше, чем было в 90-е. Тогда было 10 моделей (Синди, Наоми, Клаудиа, Кейт, Линда, Хелена, Кристи, Ева, Татьяна, Надя и т.д.), и они держали весь рынок. Они делали всё, ни одна рекламная кампания не обходилась без них. Большинство этих девушек (шестеро) были из модельного агентства “Elite”. Все остальные модельные агентства были очень заинтересованы в том, чтобы этот феномен наконец прекратился. Получается, что все остальные агентства 10 лет пребывали вне модного бизнеса, а всё лучшее доставалось одному единственному агентству. Теперь все агентства изо всех сил стараются, чтобы больше такого не произошло. Это одна из причин. Кроме того, никто больше не пытается объединить их вместе. Тогда это был мой личный подход, объединить их и сказать: "Вот эта и эта, и эта… - лучшие". Я выбрал для обложки пятерых (Наоми Кэмпбелл, Линду Евангелисту, Кристи Терлингтон, Татьяну Патиц и Синди Кроуфорд) и немного раскрутил. Они были самые красивые. Нет! Самые интересные, интригующие. Я собрал их вместе, и это имело эффект.
Но супермодели 90-х были "взрослыми девочками", а сейчас процветает культ юности, даже инфантилизма, когда 13-летняя модель олицетворяет идеал красоты…
Я ненавижу этот культ молодости, который сейчас насаждается. Это ужасно. 16-летние девушки в платьях за 80 тысяч долларов. Проблема в том, что теперь женщина в 30 готова выбросить себя на помойку. Как себя чувствуют женщины, кто-нибудь думает? Женщинам кажется, что 30 лет - это конец света и жизнь кончена. Это бред. Это всего лишь тренд, созданный несколькими людьми, которые не очень умны.
В ваших фотографиях мы всегда видим людей с какой-то неожиданной стороны. Как вам удается докопаться до сути человека?
Самый простой способ добиться этого – быть правдивым и настоящим. Не притворяться крутым. Когда люди приходят с утра на съёмку и начинают вести себя неестественно, я могу остановить это за две минуты. Достаточно быть настоящим, тогда они не смогут манерничать. Когда человек играет, у него есть в голове некий идеал самого себя, он чувствует себя невероятно крутым, а потом через 5 минут всё это проходит, и перед тобой уже совершенно другой человек. Знаете, как фотографы обычно ведут себя на съемке: "Детка, давай, давай! Да! Ещё, ещё! Двигайся, великолепно!". Боже мой, бедные модели, они думают, что их идиотками считают. С ними сюсюкают, как с детьми.
Какие режиссеры повлияли на ваше творчество, кроме Фрица Ланга?
Андрей Тарковский. У меня часто много тумана, как у Тарковского в его фильмах. Иногда я вдохновляюсь кем-то, но не делаю ничего похожего, поэтому визуально мои работы не выглядят так, как будто они были вдохновлены Тарковским. Другой режиссер – это Вим Вендерс, все мои фото-истории с ангелами – это вдохновение от фильма "Небо над Берлином".
Ваши фотографии всегда рассказывают истории, которые очень кинематографичны по своей сути. Как вы думаете, вы могли бы снимать полнометражное игровое кино?
Меня часто спрашивают об этом. Когда я работал со Сталлоне, он мне сказал: "Я дам тебе любые деньги, если ты будешь снимать фильм". Я ответил: "Нет, забудь об этом. Все равно он будет черно-белый". Он говорит: "Неважно, делай, что хочешь. Я дам тебе 20 миллионов, и ты сделаешь фильм". Нет, это не для меня, это слишком сложно, это другой мир. Если я буду делать фильм, я уже не смогу фотографировать так, как раньше. Кино и фотография не пересекаются, это разные вещи, невозможно развиться из фотографа в режиссёра.
Когда вы почувствовали интерес к искусству?
Когда я был ребёнком, в доме моих родителей была большая энциклопедия, я её рассматривал, и увидел там репродукции картин. Это произвело на меня большое впечатление, я понял, что что-то такое существует. Мои родители и их знакомые никак не были связаны с искусством, и первая встреча с искусством поразила меня. Когда ты видишь картину Кандинского на стене, ты думаешь: "А, это Кандинский", - но когда ты видишь её впервые в жизни, ты думаешь: "Боже, что это?".
Как ваше художественное образование повлияло на ваше творчество?
Я много думал. Во время моей учебы в Институте искусств, ничего особенного не происходило, просто была возможность 5 лет жить в одном месте, у меня была еда и крыша над головой, и я думал. Когда изучаешь искусство, ты можешь делать всё, что тебе хочется. И что-то вырастает внутри. Нас ничему особенно не учили, нужно было учиться самому, искать что-то своё, можно было постичь что-то в диалоге с другими. Это было очень важное время. Сейчас смотришь на подростков, которые заканчивают школу, начинают работать, и они не думают всерьёз, чего они хотят в жизни, все автоматически происходит. Когда ты учишься в институте искусств, у тебя действительно есть время дать чему-то вырасти.
Вы родились в Германии, но живёте в Париже и в Нью-Йорке. Где вы чувствуете себя по-настоящему дома?
Я везде чувствую себя дома. Я живу между Парижем, Нью-Йорком и Лос-Анджелесом, там я бываю минимум 2 раза в месяц. У меня нет дома в Америке, я не хочу ничего там иметь. Но я всегда останавливаюсь в одних и тех же отелях, в Лос-Анджелесе – в одном и том же номере, и чувствую себя как дома. Когда я попадаю в место, которого не знаю, это ужасно, непонятно, куда воткнуть зарядку от телефона. Это так глупо, думать, куда тебе воткнуть твой телефон. Это хорошее чувство – повсюду чувствовать себя дома. Если я месяц не бываю в Нью-Йорке, такое редко, но случается, я очень скучаю по этому городу. Я больше не чувствую себя немцем. Совершенно. Когда я приезжаю в Германию, я чувствую себя очень странно: все эти люди всё ещё здесь? Когда я в Нью-Йорке, я совсем не чувствую себя американцем, а когда приезжаю в Париж, я меньше всего чувствую себя французом. Я не знаю, кто я теперь.
Вы недавно перешли на цифровую съёмку?
Я долго не хотел снимать на цифру, я всегда говорил, что я буду последним фотографом на земле, который использует последнюю в мире плёнку. Но, надо сказать, цифровая фотография настолько удобна и практична, что как только я научился обращаться с ней, я получил то же самое, что получалось на плёнке. Единственно, мне не хватает прикосновения, этого чувства, когда ты вытаскиваешь пленку, и трогаешь её. Когда я вижу фотографа с плёнкой в руках, я могу даже заплакать. Но технически нет никакой разницы в качестве фотографий. Было необходимо перейти на цифровую съемку, и моей задачей было не стать при этом другим. Ты меняешь, инструмент, но остаёшься при этом прежним. Кроме того, я теперь могу делать очень много новых вещей, сейчас я больше снимаю в цвете, потому что я вижу цвета и могу менять их. А когда я только начал работать с цифровой фотографией, я думал: "Какой ужас!" Я ненавидел цифровую съёмку, но потом очень быстро её полюбил.
Как вы относитесь к ретуши в цифровой фотографии?
Я резко негативно отношусь к ретуши. Ретушь как вспомогательный инструмент всегда существовала в фотографии. Но с появлением цифровой фотографии ее значение изменилось, раньше фотографию ретушировали целиком, а сейчас ретушируют очень маленькие фрагменты. Берут фрагмент, увеличивают, и любая неровность на коже модели превращается в кратер вулкана. Все вычищается, и это ужасно, потому что мы получаем в результате абсолютно нечеловеческий образ женщины. Так не должно быть. Только потому, что есть такая возможность, не стоит этого делать. Это как пластическая хирургия – этого не стоит делать, хоть и есть такая возможность. Можно полностью себя изменить, и выглядеть как кто-то другой, но зачем?
В связи с этим, как вы видите будущее развитие фотографии?
Я только могу сказать насчет fashion-фотографии. В связи с повсеместным распространением ретуши, которое вышло из-под контроля, фотография нуждается в каком-то очеловечивании. И я очень хочу быть частью этого. Мы нуждаемся в естественности. Посмотрите на произведения искусства, созданные 300 лет назад, посмотрите, каков был идеал красоты в те времена. А теперь посмотрите на принятый сегодня идеал красоты. Хочется плакать, когда я думаю о том, во что всё это превратилось. Если бы наше общество не было таким глупым, и люди больше бы думали головой, все бы увидели, что идеал женской красоты 2000-х – это нечто вроде пластмассового яблока, до предела заретушированный, ненастоящий образ. Там нет места личности. Когда я думаю об этом, я впадаю в отчаяние. По этому поводу была телепередача, где люди из мира fashion говорили: "Мы хотим дать женщинам мечту! Это наша позиция". Мечта? Это же ночной кошмар, а не мечта. Это страшно. Вы хотите заставить женщин мечтать с помощью этой тупой рекламы? Да, я и сам эту тупую рекламу снимаю, Lancome и всем прочим. Но я все же стараюсь все не ретушировать сильно, не приглаживать. Нынешний идеал красоты, то, как изображают женщину в современной фотографии, – это чудовищное искажение всех человеческих ценностей. Это ужасно.
Вы один из самых знаменитых фотографов в мире. Если бы вы сейчас были молоды и никому не известны, что бы вы сделали, чтобы стать известным?
То же самое бы сделал. Если один раз сработало, сработает и второй раз. Я никогда не мечтал о славе, я даже не хотел быть супербогатым, мне просто было интересно фотографировать. Я говорю правду, ни разу в жизни я не думал: «вот, сделаю сейчас это и стану знаменитым»,- про деньги я, конечно, думал, не буду врать. Конечно, когда тебе предлагают за какую-то работу большие деньги, она становится тебе интересна, прежде всего, из-за денег. Но я никогда не искал славы.
Когда ты любишь то, что ты делаешь, становится совсем не важно, знаменит ты или нет.Я говорю о признании, которого, несомненно, ждет любой талантливый человек…
Для этого нужно просто следовать своим инстинктам. Фотограф должен делать то, что ему нравится, его творчество должно выражать какую-то идею, которая связывает воедино всё, что он делает. Большинство фотографов делают съёмку - получилось хорошо и забыли. Хорошо получилось, но как будто кто-то другой это сделал. Нужно обратиться к себе, понять, что ты делаешь. Если ты свою работу не связываешь с самим собой, очень трудно сделать что-то действительно важное, тогда ты просто играешь. Большинство людей в fashion–фотографии находятся на достаточно низком интеллектуальном уровне, они вообще об этом не думают. Я же сделал именно то, что хотел сделать, что считал важным сделать.
Слава меняет человека?
Я никогда не считал себя исключительным, поэтому то, как здесь меня воспринимают люди, для меня удивительно. Впрочем, это ничего не меняет внутри. Я всего лишь фотографирую. Когда ты любишь то, что ты делаешь, становится совсем не важно, знаменит ты или нет. Ты Питер Линдберг или ты не Питер Линдберг. Это не имеет значения для тебя как для человека. А когда начинаешь верить людям, которые называют тебя великим, это уже опасно. Когда я был молодым, в 60-е, был такой известный фотограф Ханс Ферер (Hans Feurer), вряд ли его кто-то сейчас помнит. Один мой друг был приглашен к нему домой в Лондон. Когда он вернулся, он стал рассказывать: "Ты себе не представляешь! Знаешь, он ходил по дому в носках!" Это было что-то: великий фотограф ходит в одних носках. Сенсация нашего маленького городка. Просто в носках! Я тоже так делаю, хожу иногда в одних носках. Люди думают, я должен быть каким-то особенным, а я хожу в одних носках.
Как вы можете определить основную тему вашего творчества?
Я бы сказал, что я пытался выразить свою любовь к женщине. И главное – я всегда оставался настолько человечным, насколько это было возможно в модной фотографии. Я пытался изменить ценности в мире fashion, в этом моя миссия. Ну, и конечно, заработать при этом кучу денег.
Текст: Эльвира Тарноградская
Фотограф: Стоян Васев
Автор: